|
На первый беглый взгляд живопись Татьяны Ян можно записать в разряд добротного интерьерного искусства, того, что «может украсить любую гостиную». Однако это лишь первое впечатление. Ее картины я назвал бы респектабельными, но, не имея в виду их приверженность буржуазному стилю жизни. Здесь уместнее вспомнить этимологию слова «респектабельный», восходящую к латинскому корню, означающему «повторный взгляд». Именно этот второй взгляд заставляет заинтересованного зрителя увидеть те детали, которые свидетельствуют о причастности ее искусства к более глубокому дискурсу. Впрочем, я далек от мысли записать Татьяну в актуальные художники, тем более что сегодня, кажется, нет ничего более неактуального, нежели быть причисленному к этому разряду.
Какие же нюансы может усмотреть пристальный наблюдатель в ее письме? Меня занимал тот факт, что взгляд, пробирающийся по артистически небрежным мазкам живописи, порой цепляется за явные несуразности композиции. Эти «неправильности» допускаются художником с такой безупречной грацией, что невольно задаешься вопросом: умышленны ли они или это небрежность артиста, увлекшегося гармонией цветовых пятен? Но в этом вопросе и содержится особый изыск композиций Татьяны. Именно здесь и стоит искать потайную дверь в недра ее мира.
Искусство Татьяны Ян – это искусство после истории и после искусства. Оно уже не претендует на преображение мира, присущее классической живописи или на его изменение, манифестированное модернистским направлением. Это взгляд пилигрима, который перемещается не столько в пространстве, сколько во времени, и готов задержать меланхолический взгляд как на египетских руинах, так и на увядающем гранате. Может быть, именно поэтому картины Татьяны напоминают фотоснимки путешественника, но не приемом, а взглядом, принципиально фрагментарным. Изысканность сюжетов художник умеет благородно погасить шероховатостью мазка, необязательностью (видимой) композиции. Последние работы Татьяны написаны под влиянием путешествий в Каппадокию и Египет, хотя я назвал ее путешественницей во времени. Но здесь нет противоречия. Возможно, именно в этих местах время перестает существовать, позволяя выбраться из дурной бесконечности повседневности.
Как я уже сказал, ее взгляду свойственна благородная меланхолия, вызванная трезвой оценкой положения дел – мир распадается. Однако в умирании, как отмечает философ Татьяна Горичева, есть особая аура, позволяющая смыслам мерцать из-под ставшей слишком хрупкой внешней оболочки. Мир действительно фрагментарен, и современному художнику уже не под силу его собрать. Но в каждом осколке мы способны еще увидеть величие Божественного творения, позволяющего размышлять о первозданном замысле.
Живопись Татьяны Ян может в этом помочь.
|
